Есть люди до того не похожие на остальных, что, кажется, иначе как избранностью этого не объяснить. Но таким избранным хочется быть всякому, потому и притаился в глубине многих душ страх: а вдруг не я…
Об этих избранных – талантах и гениях – только и говорят. Их имена и работы у всех на устах, пред ними все благоговеют и преклоняются, все их уважают и почитают… Нет ничего сверхъестественного в том, что каждому после такого захочется непременно быть избранным и присоединиться к тем немногим, кто безраздельно владеет всем вниманием и любовью общества.
Верно и то, что эти любовь и почитание совершенно не являются целью гениев и творцов. Изредка они приходят к ним, пока те еще живы, иногда не торопятся появляться и после смерти. Бах не перестал сочинять, понимая, что его творения не жалуют современники. Запрещенные поэты и писатели не переставали писать. И вообще, несмотря на нимбы и крылья, которые напяливают на них почитатели, почти все таланты прожили и проживают трудные и совсем не сказочные жизни. И часто только их творчество помогает им справляться и выживать.
Почему гений часто начинает вылезать из человека еще в детстве – от действительной ли избранности или от удачного стечения обстоятельств – никому неизвестно. Именно этот вопрос и занимает так сильно педагогов-исследователей и проницательных психологов. Загадка избранности – а всякому ли дано? – веками будоражит умы и сердца людей, отчасти из любопытства, отчасти из чувства долга перед Творцом, но в основном из самолюбия. Откровенно говоря, есть серьезные опасения, что она вовсе не будет разгадана. Интереснее другой вопрос: почему же людям так страстно хочется признания?
Забавно, что желание признания появляется задолго до того, как появится то, что можно будет признавать. Курс на результат, предпочтение результата процессу – типичное явление, своего рода побочный эффект бурного развития общества. Выбор жизненного пути чаще основывается на практических ценностях, чем на личных приоритетах и стремлениях. Потому и растет количество самими собой не признанных гениев, мучающихся вопросами вроде «дано ли мне?». Гении живут только «в своей тарелке». Когда их сажают в чужую, они хиреют и сомневаются в своей гениальности.
Выходит, вопрос теперь ставится так: «где «моя тарелка?». Отыскать ее, вернее почувствовать, дать ей вырваться наружу и проявить себя, можно только избавившись от зависти и тяги к тарелкам чужим. Талант и дарование – еще один инстинкт, живая и неотъемлемая часть нашей природы. А «цивилизованный» человек широко известен своими способностями к подавлению природы. Но талант в мешке не утаишь – он не успокоится, потому что для него это вопрос жизни и смерти. Весь живой мир доказательство тотальной гениальности и специализации: все живое либо гениально решает проблемы выживания, либо умирает. Толстой гениальный писатель, также как волк – гениальный охотник. Чайковский естествен в своей музыке, как гепард естествен в своем беге. Роден также мало понимал в ядерной физике, как коала в мясе ягненка…
Конечно, гений человека куда более многогранен, чем животные «специальности». Он смотрит глубоким и внимательным взглядом на мир, питается опытом и знаниями самой жизни, дышит чистым и ясным сознанием, поэтому ему подвластны разные пути к сердцам людей: образ, слово, мелодия… И хотя гений всегда имеет свой любимый путь, свою любимую «специальность», он – скорее ступень развития личности в целом, чем просто мастер своего дела. Не бывало еще среди великих глупого и недалекого художника, злобного, вредного и мелочного писателя, поверхностного композитора. Насколько можно судить по оставленным ими записям и свидетельствам современников, все они были мудрыми и вдумчивыми людьми с глубокой жизненной философией и мировоззрением, широкими взглядами и интересами. От многих современников они отличались скорее цельностью личности и неуемной энергией, чем строением черепа или массой мозга.
Надо признать, что обстоятельства ничуть не менее важны, чем личные качества, тем более, что многие из них как раз и формируются этими обстоятельствами. Мы не знаем, что было бы, если бы отец Моцарта был сапожником. Может быть, все вышло бы также, может быть, мы знали бы Моцарта как гениального мастера сапожных дел, а может быть, имя это затерялось бы среди миллионов других.